Дед
в добром здравии, двухметровый старикан, наказал накрыть огромный П-образный
стол во дворе. Мы, человек двести близких, за столом сидим. Все
его просто боготворили. Да и сейчас боготворят! Он
с каждым пообщался. Одному говоря: —
Помнишь, я тебе говорил, вот такто у тебя будет? И как вышло? Тот: —
Так и вышло, как Вы сказали. Другому,
третьему. И у каждого был случай, когда старик ему говорил, что с ним будет. И
у всех вышло, как он сказал. —
Можете ли вы сейчас усомниться в моем уме? Не-е-т!
Что Вы?! —
Значит, так. Того, что сегодня происходит, и того, что завтра будет
происходить, я каждому из вас желаю от всей души. Сегодня
за столом сидят почти все, кого я хотел увидеть на своих похоронах. Завтра в
одиннадцать часов время, данное мне Всевышним, — так он сказал, —
заканчивается. Жизнь заканчивается. Наконецто
Господь разрешил мне вернуться. Господь забирает меня. К тому завтрашнему дню я
пятьдесят лет готовлюсь. Не думайте, что старик от старости мозги свои съел, —
я в своем уме. Чтобы завтра вас не утруждать, я хочу сегодня с вами за столом
посидеть. Ну,
я то уже более-менее был готов к этому, чуточку знал, что так и будет, и что
примерно в это время. А многието его родственники — обычные нормальные люди. И
ка-а-к бы он ни доказывал... Стол
был шикарным. Музыканты. Застолье, что надо! Но чуточку было такое чувство —
сами понимаете. Люди шептались, что дед, мол, тронулся, но раз застолье сделал
— не пропадать же добру! На
следующий день кто-то все равно уехал. Часов
в одиннадцать опять сели за стол. Позавтракали. Он пришел с другого конца
поселка — там, оказывается, какаято недоделанная работа у него осталась. Зашел,
посмотрел на нас с улыбкой. Улыбка с грустью.
—
Ну что, заждались? Не волнуйтесь, все будет вовремя. Сел. Сыновья стоят. Он
посид-е-ел, посмотре-е-л в небеса, посмотреел на нас, еще раз в небеса.
Последние его слова были: —
Э-эх, жизнь — проститутка! Все равно тобой не насытишься. И все. Ушел.
Прислонился к рукам своих детей и просто ушел. Каждому из вас желаю, когда придет время,
уйти так! |